Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]
— Кончили? — спросил Пархоменко, — разрешите ошарашить?
— Давай сюда, — что там?
— Я возьму, — сказала Артистка, — вы здесь второй и третий лишние. В том смысле, что ты только приехал — слово на букву х — знает откуда, а она щас пойдет с ним, — кивнула на Пархоменко, — в баню. Бой хотел возразить, что:
— Мы и так в бане, — но решил, что возражение только еще больше осложнит то, что и так понять затруднительно.
— Ну, чего? — Точнее:
— Что ви хотель сказать? — по-немецки.
— По-немецки вот как раз вам послание, — сказал банщик, и, поклонившись, удалился.
— Что это с ним? — спросил Америка.
— Из-за тебя всё, — сказала Кали, — крыша, кажется, поехала.
Тем не менее письмо надо читать, а кто понимает по-немецки?
— Дак все, — сказала Артистка.
— Если ты понимаешь, это еще не значит: все! — сказал Амер.
— Ты хоть когда-нибудь изучал Пятый Постулат?
— Естественно, всякий мало-мальский, так сказать мужчина это делал в детстве.
— Дубина, — ударила его по голове Кали, впрочем, не сильно — тебя спрашивают про Пятый Постулат, а не про Мастурбацию.
— Никогда этим не занимался.
— Зачем тогда тебе голова?
— Чтобы думать.
— А при доказательстве Пятого Постулата, по-твоему, думать не надо?
— Дак, надо конечно.
— У тебя логика вообще работает? Если для Пятого Постулата надо, для мастурбации — тем более. Действительно, как говорил Владимир Высоцкий, заметь:
— Вы не пьяны, не спросонья, вам не два по третьему, а-а-а, и часов нет.
— Где они?
— С-ня-я-л-л-л-и.
— И вот так у вас все разговаривают на Альфе Центавра? — спросил Американец. — Ничего же ж не понятно.
— Ни-пра-ви-ль-на-а, — сказала ЩеКа и хлопнула его по голове. — Ибо тебе непонятна логика перехода между событиями, а так-то, в принципе, всё ясно.
— Так-то да, — ответил Тро, усомнившись в своих способностях одному противостоять им двоим.
— Не надо мне уступать по каким-то неизвестным принципам, — сказала ЩеКа, наследственная Артистка, а просто пойми:
— Если я говорю, что все здесь изучали Пятый Постулат, то это и есть тоже Постулат, может не пятый, а уже Шестой. Понятно? Поясняю:
— Если бы вы, — она показала на подругу Кали и на Амера, — не знали решения Пятого Постулата, я бы находилась здесь с вами?
Логичный ответ:
— Конечно, нет.
— Запиши, ты, инопланетянин из Соединенных Штатов, — сказала Кали, — это:
— Доказательство Шестого Постулата.
— Ладно, — он вынул Блокнот и Паркер, — как он называется?
— Так и называется, Третий… прошу прощенья, Пятый…
— Да что ты мелешь, — прервала ее подруга.
— Нет, Шестой, конечно, Альфа-Центавровский.
— Не говорите глупостей, — сказал Надзир — Надзиратель — я этого писать не буду.
— Хорошо, запиши правду, — сказала Артистка: — Постулат Неочевидности.
— Ладно, это запишу. — И добавил: — А теперь мы его проверим:
— Кто знает по-немецки.
— Я!
— Я!
— А Я — нет.
— Он говорит это нарочно, — сказала ЩеКа, — чтобы считать мой Шестой Постулат не постулатом, а Теоремой, требующей доказательства.
Вот они Ферма замучили:
— Не доказал, не доказал, не доказал, а теперь меня хотят довести то того же состояния, — она замахнулась на Амера, и он согласил прочить послание какого-то немецкого Резидента.
— Хорошо, хорошо, может, я сам не знаю, что знаю, — как говорили Сократ и Ляо Цзы вместе взятые.
— Ну, что там написано на пакете? — спросила Кали, заглядываю в бумагу через плечо Американца, так как он повернулся спиной:
— Привык, знаете ли, скрывать от посторонних глаз то, что мне дают. — И выдал:
— Вильям э-э наш с Ляпами э-э Шекспир.
— Врет, — сказала Артистка, уже не в первый раз обращаясь к нему в Третьем Лице в его Личном присутствии, и удивляясь, что он до сих пор не вызвал ее на дуэль.
— Не всяко слово в строку пишется, — отвел он, откладывая до удобного случая месть, за обращение на Он в Присутствии.
— Ну, а дальше-то, дальше что, в самом письме? — спросила Кали. Написано, что всякому, расшифровавшему Подпись в конце этого письма, будет… будет…
— Рожай! — ударила его ладонью по спине Кали.
— Действительно, не придуривайся, я не буду тебя бить, как она, — Артистка опять, уже свою подругу назвала на Она в Присутствии, — а просто проведу Удушающий прием, предварительно вызвав на бой:
— По-честному.
— Вот написано, что:
— В случае чего, нас приглашают в Кремль.
— Я не поеду в эту деревню.
— Я тоже.
— Впрочем, дай сюда письмо.
— Зачем? Хочешь посмотреть, что именно надо расшифровать? Я не говорил? Вот:
— Подпись под письмом.
— Виль… — начала Кали, а радостно воскликнула: — Я знаю, я знаю! Это Вилли Токарев.
— Сомневаюсь, — сказала Артистка, — впрочем, я сейчас подумаю.
Глава 10
Нази — Надзиратель уже сделал перевод, но боялся себе признаться в этом. А во-вторых:
— Обязательно же изобьют за правильный ответ. — Тем более, или даже, если он неправильный. Кали посмотрела на надпись на конверте:
— Здесь написано, между прочим, тоже самое, что и в конце самого письма, — сказала она. — Ты чё придуривался, а?
— Что? — Арт тоже сравнила начало, то что было на обложке, так сказать, и внутри. — Он решил над нами посмеяться.
— Будем бить?
— Будем. — Только сначала пусть расскажет подробности.
— Действительно, может, он ничего и не понял.
— А вы поняли?
— Да.
— Да.
— Вот тогда и попляшите.
— Придется бить, — сказала Щепкина-Куперник.
— Да давайте, — развеселился вдохновленный успешным открытием Амер-Нази.
— Вильям — это Шекспир, естественно, — сказала Арт.
— Согласна.
— Фрей — Свободный.
— Естественно. — Это по-английски?
— По-американски, — сказал Тр-й.
— Ты — болван, Штюбинг, — сказала одна, а другая добавила:
— Совершенно точно, что ты ошибся.
— И на балу будешь носить за нами зонтик.
— Нарядишься негром. Не негром, точнее, а этим, как его?
— Афроамериканцем, в белой чалме с перьями.
— И опахалом.
— Простите, — разозлился пришелец из Американских Штатов, но ведь всё просто.
— Ну, хорошо, говори сначала ты.
— А именно? — подтолкнула его ЩеКа.
— Вильям Фрей — значит Вильям Шекспир — Человек Свободный, так как он Потрясает Копьём.
— Ты хоть сам-то понял, чё сказала? — спросила Артистка.
— Действительно, — сказала Кали, — если он потрясает копьем, то какой же он свободный? Так только, наоборот, умереть хочет, хотя и в бою. Если Вильям, то Не Фрей, если так только.
— Но для чего это шифровать — непонятно, — сказала ЩеКа, а она была очен-но сильна в литературе, правда, не только. А во всем остальном — тоже.
— Думаю, здесь совсем другой смысл, — сказала она, и почесала затылок, но не себе, а подруге, в том смысле, что:
— Согласна?
— Да, но, не совсем.
— Отлично, я сейчас вас просвещу. — Она задумалась и попросила сигару потолще и кофе покрепче. Нази крикнул банщику, но тот ответил, что подчиняться:
— Американцу не будет. — Бери сам. Ну, и значится, она закурила, выпустила дым сначала кольцами, потом, как Лимонадный Джо — Восьмерками, потом дело дошло до Пятиконечных Звезд.
— Может быть, еще чашечку кофе? — участливо спросила Коллонтай.
— Да, думаю, надо еще выпить, хотя бы кофе.
— Это уже будет восьмая чашка.
— Действительно, ты можешь окончательно обалдеть, — сказал и Американец.
— Ладно, ладно, только не торопите, сейчас скажу всё. — И пожалуйста:
— Первая часть — это вовсе не Трясти, а…
— Танцевать, — сказала Кали, а Амер-Нази ее поддержал: — Твист.
— Давай твою сигару, мы ее сейчас замнем, а то тут не только Копьё уже можно вешать, а танк или аэроплан.
— А я больше кофе пить никогда не буду, и знаете почему? — спросила Кали. — Столько пить нельзя, как ты, и я буду тебя откачивать.
— Она не будет пить, и таким образом тебя откачает, — сказал Брони — случайно вырвалось.
— Теперь ты получаешь приказ: Слово и Дело, — сказала Кали, — ты обратился ко мне на Ты. Скажите банщику, чтобы записал.
— Запиши, я назвал ее на Она! — крикнул Нази Пархоменко.
— Точно, — сказала Кали, — на Ты — это запрещено говорить самому себе, чтобы не подумать раньше времени, что Нас двое, а на Она — это можно подумать, что меня здесь нет.
— Теперь послушайте меня, господа-товарищи. Первое — я буду руководителем нашей делегации, а не ты, и не ты, а тем более, не он, — Артистка махнула в сторону коридора, где должен был находиться Пархоменко.
